Интервью с Сергеем Курехиным, из газеты "Московские Новости".



Курехин сегодня мрачен

Музыкант, актер, шоумен Сергей Курехин - фигура столь привлекательная для
публики, столь и пугающая для журналистов. Никто не может похвастаться 
"эксклюзивом" этого человека, обманывающего с обаятельнейшей улыбкой. 
Обманчиво все - от внешности (он много лет выглядит на 30) до удовольствия,
с каким он валяет дурака в глазах окружающих. Курехин умеет с обезоружевающей 
правдивостью в нечеловечески сияющих глазах развить любую самую фантастическую
теорию (всем памятна его блестящая импровизация на пару с Сергеем Шолоховым 
о том, что Ленин был грибом). Его музыка, от которой морщатся профессионалы,
звучит во многих фильмах, создавая ему (вместе с другими сочинениями и
концертными выступлениями) сомнительную славу чуть ли не единственного 
известного в народе питерского современного композитора. Актерский дебют 
("Лох - победитель воды") вызвал восторг поклонников и недоумение жюри на
сочинском фестивале, где фильм был показан в разделе "Кино для всех".
Небесспорный в любом из своих артистических проявлений, Курехин являет 
собой предмет искусства сам по себе.

В: Два года под разными вежливыми предлогами вы отказывали мне в интервью...

О: Дело в том, что вы тогда попали в период, когда общение с прессой 
вызывало у меня отвращение. Это не касается вас, вы не подумайте!

В: Так что изменилось?

О: Просто у меня произошел взрыв социальной активности, простите за пошлое
словечко, где-то в сентябре и идет до сих пор. Но я чувствую, что он идет 
на убыль, и очередной раз я постараюсь быть еще более молчаливым. 

В: Значит, это последнее интервью?

О: Близко к этому. Потому что мне это все внушает отвращение своей 
бессмесленностью. Мне во всем нравится видеть какой-то смысл, зачем что-то
делается. Давать интервью - это значит говорить о чем-то. Что бы что-то
говорить, надо что-то хотеть сказать. Поэтому когда не хочешь ничего 
сказать, а говоришь, это бессмысленно.

В: Мне кажется, вы человек, не реализованный до конца ни в одной из своих
богатых иностасей: как бы композитор, как бы шоумен, как бы актер... Вас 
это не угнетает?

О: Наоборот, мне это доставляет огромное удовольствие. Если взглянуть с 
точки зрения традиционного искусства, то да, действительно. А с другой 
стороны, потихонечку функционируя во всех этих областях, в определенный 
момент можно будет сказать, что реализовал себя во всех, вместе взятых.
Потом, это зависит от того, чего хотеть. Я совершенно не хочу быть 
актером, просто интересно было проверить кое-какие вещи для себя, что я 
смогу делать перед камерой, что не смогу. И во всех областях тоже самое.
Ко всему надо прилагать критерий, соответствующий какому-то явлению, а не
проецировать критерии из другой области. На меня нельзя смотреть с 
традиционной точки зрения как на актера, режиссера или кого-то еще, 
потому что это все неверно. Надо смотреть с другой точки зрения.

В: С какой?

О: А вот я вам не скажу! Я вообще к искусству отношусь сугубо отрицательно,
для меня это полная бессмыслица и пустая трата времени. С этой точки 
зрения у меня даже мысли не возникает реализоваться. 

В: Это у вас новое ощущение или вы с ним давно живете?

О: Нет, уже довольно давно.

В: Зная сугубую бессмысленность всех этих занятий, вы тем не менее в них
учавствуете. Для чего?

О: Когда я начну говорить, я буду говорить банальные вещи, ничего? 
Поскольку я лингвист, меня всегда интересовало функционирование языка, 
а язык искусства наиболее странный, наиболее соответствует моему принципу
делать ложные заключения из верных предпосылок. Поэтому это язык, который
достаточно для меня интересен. Я всегда очень интересуюсь тем, что в языке
происходит, и всегда мне это доставляет радость, если я чувствую, где 
происходит разрушение логики.

В: Вы пускаете в народ ложные вещи, они обрастают слухами, живут 
самостоятельной жизнью... Вы мистификатор?

О: Я называю это созданием новой мифологии. Она подчинена совершенно
конкретной цели и работает в одну точку. Другое дело, что она еще как бы
не выражена, точка не ясна, но она подчинена какому-то внутреннему смыслу.

В: Когда эта мифология становится общим местом, все ее признают, вам же
все время приходится поворачиватся-выворачиватся, что бы придумать что-то
новое. Куда бы сейчас вы вывернулись? Сейчас все разговаривают, как вы...

О: Я знаю, конечно, я прекрасно это чувствую. Теперь нужна позитивная 
идея, которую я в себе вынашиваю. Знаете, как происходит в русских
народных сказках - сначала окропишь мертвой водой, чтобы все срослось,
потом живой. Нельзя сразу окропить живой водой, будет слишком сильный 
удар. Это остатки постмодернизма, я прошу прощения, я еще как бы делаю 
себе скидку, но в определенный момент я почувствую, когда нужно прекратить,
и прекращу. Для меня самое главное сейчас, самое интересное - идея 
государства. Все остальное для меня ушло на другой план. В последние
годы я большой акцент делал на эротичекий элемент - все, что связано с
Эросом. Меня же все явления интересуют на уровне эстетики. Сейчас я в этих
идеях надобности уже не ощущаю. Это мне совершенно ясно и малоинтересно.
Поэтому меня интересует только идея государства. Все, что я читаю, думаю, 
что я буду делать, будет подчинено идее государства в позитивном ее 
выражении.

В: В чем эта идея?

О: Я пока занимаюсь накоплением в себе традиционных идей: дуализм 
государства, дуализм функций его возникновения... В этом мало интереса
для интервью, честное слово! Это находится в стадии разработки. Как только
все это во мне уляжется, как только можно будет об этом говорить, это 
примет такую уродливую форму, я вам обещаю, в словесном выражении...
Будет построена вербальная конструкция, которая внутренне будет 
соответствовать, но будет выражена нетрадиционными словами.

В: Вы сказали, что изживаете постмодернизм.

О: Я считаю, что я уже изжил. Это просто остатки лексики.

В: Вы считаете, что это явление конечное?

О: Постмодернизм? Он выполнил свою функцию. Он был необходим, вполне
естественен. Сейчас это вызывает тихий ужас, особенно в искусстве - его
так много! Две вещи сейчас надо выбросить из искусства - постмодернизм и
сталинскую тему. Она просто начинает вызывать раздражение. Такое ощущение,
что все подсознательно чувствуют, что это была идеальная модель государства
и как бы ассоциируют сталинизм с эстетикой. Я посмотрел фильм Никиты 
Михалкова - опять любовная история на фоне эстетики сталинизма. Любование
сильным централизованным государством, и от этого никуда не деться. Даже
те люди, которые это не приемлют, находятся под влиянием этой эстетики. 
"Серп и молот" я посмотрел... Любой фильм, в котором появляется сталинская 
эстетика, у меня вызывает просто недоумение. От этого надо избавиться, это
просто необходимо, потому что это очень тяготит развитие, подсознательно 
это сидит в людях и тяготит. 

В: Я вас правильно поняла, что увлечение сталинской эстетикой вызывает у 
вас раздражение?

О: Немного не так. Эстетика сильного государства - это эстетика красивого
государства. Обратите внимание, мундиры, вождь... сталинская эстетика - 
сложившаяся, замкнутая в себе - дала полностью свой идеал, свой символ. 
О ней можно писать книги, изучать отдельно как существующее независимо от
всего явление... Я говорю о том, что, пока будет происходить любование 
сталинской системой, сталинским государством, эстетикой тоталиаризма, у
людей не появится возможность конструировать внутри себя идею другого
государства, с другими законами, другой основой, другим базисом, другой 
идеологией, другим смыслом... со всем другим. Бессмыслица будет продолжаться
до тех пор, пока идеологическая основа не сменится. 

В: Вы пытаетесь понять это для себя или постараетесь найти этому применение?

О: Нет, мне это нравится, для меня это игра. Я не пытаюсь для себя что-то
уяснить. Мне и так все ясно. Для меня это просто игра с материалом. Я 
называю это своей работой. Работой люди называют разные вещи...

В: В частности то, что приносит деньги. А что вам их приносит?

О: Музыка для кино и концерты. Это основа моего финансового существования.
Но это имеет отношение к жизни, а к мышлению имеют отношение совершенно
другие вещи. 

В: Вы - одинокий человек? Я имею не в бытовом смысле, конечно...

О: Я не нуждаюсь в общении по большому счету. У меня есть семья, которую
я очень люблю, трое детей, сейчас еще внук родился, так что у меня 
семейных забот хватает. Дома я чувствую себя очень комфортно и 
самодостаточно. У меня есть несколько друзей, то есть люди, с которыми
я чаще всего общаюсь, либо мы выпиваем, либо просто болтаем, то есть
общение с которыми доставляет мне большое удовольствие. Но я спокойно
могу быть один. Общение может быть, а может и не быть. А потом, я книги
очень люблю. Я с детства читаю книги, и это мне многое заменяло раньше,
и сейчас заменяет до сих пор. Я лучше перечитаю Стерна, чем пойду на 
вечеринку.

В: Вас не огорчает то, что вы как бы законсервировались в образе 
мальчика и никто вас взрослым человеком, тем более дедом не
воспринимает? Вы как бы живете не в своей возрастной плоскости...

О: Может быть, да... Мне нравится, что происходит некоторая 
неадекватность. Мне очень нравится, что внешность не соответствует 
тому, кем я хочу быть. Я максимально это культивирую и стараюсь, 
чтобы отрыв был еще больше. Потому что когда многие говорят:
"Курехин - ну, это поп-музыка, это поп-музыкант", это такие вещи,
которые  мне так нравятся! Я постараюсь скоро вообще походить на
такого попсового персонажа. Тем больше будет несоответсвие, когда я
буду излагать кое-какие вещи, будет просто невозможно идентифицировать
одно с другим. 

В: Вас позабавило, что вас назвали поп-музыкантом. Вы себя сами как-то
определяете?

О: Нет! Я себя определял до последнего времени - я себя называл в 
шутку психоаналитиком. И даже не в шутку. И когда меня спрашивали 
по поводу кинематогрофа, почему я работаю с режиссерами, причем с 
разными и совсем отличными друг от друга, я всегда говорил о том, 
что для меня режиссеры - это пациенты, я как врач. Мне всегда было
интересно узнать, что заставляет этих людей снимать кино, потому
что это само по себе явление нездоровое - желание снимать кино. 

В: Надо ли расценивать вашу музыку к фильмам как диагноз?

О: Нет, конечно! Я честно стараюсь помочь режиссеру. Можно сказать,
что у меня нет собственного творческого лица, я только рад буду, если
так скажут. Я наоборот стараюсь поддержать идею режиссера и 
максимально воплотить ее в жизнь, потому что у меня нет своих
собственных идей в искусстве и быть не может, поскольку это область,
которая меня совсем не интересует. 

В: Вашу киномузыку тоже часто воспринимают как "уже услышанную". Как
вы к этому относитесь?

О: Положительно. Я этого добивался давно, и у меня было ощущение очень
важное, которое я старался передать,- это когда человек слышит, скажем,
вальс, и говорит: "Ой, черт, знакомо, где я это слышал?" Он никогда не
вспомнит этот вальс, потому что его придумал я, но ощущение ранее
слышанного и хорошо знакомого должно присутствовать. Иначе яне могу 
передать стиль. Сейчас я писал музыку к фильму Виктора Сергеева - там
нужно было передать очень простую мелодию. Мне кажется, получилось 
удачно - все говорят, что они ее слышали, но никто не может сказать 
где. Я провозился с ней очень долго, месяц эту мелодию вынашивал и 
продумывал, как ее сделать. Она состоит из элементов, которые хорошо 
знакомы - не то что они откуда-то, но по структуре своей очень многое
напоминают. Потому что если писать просто музыку саму по себе, 
помогающую какой-то сцене, то она становится никакой и сама по себе 
существует как нечто, не несущее за собой никакого стиля. Поскольку это
все-таки киномузыка (когда я пишу другую музыку, она принципиально 
отличается), то мне очень важно, чтобы она несла в себе элемент 
внемузыкальный. Не музыка сама по себе, как характер, а чтобы еще 
цепляла какую-то область жизни или воспоминаний и давала бы еще одно
дополнительное измерение.

В: Насколько вы себя ощущаете модным человеком?

О: Модный человек - это человек, на которого обращают внимание средства
массовой информации, которого можно часто увидеть по ТВ...

В: Который является неким знаком. Его присутствие или отсутсвие неким
знаком. 

О: Я стараюсь от этого уйти, как только чувствую, что это становится 
возможно. До сих пор мне это удавалось. Сейчас, например, я чувствую
наплыв - из Москвы очень много предложений что-то устроить, что-нибудь
сделать. Я постараюсь этого избегнуть, потому что для меня это уже 
неинтересно. А если мне нужно будет выступить, я выступлю в Ленинграде.

В: Не первый раз я от вас слышу "гоненье на Москву", которое вообще 
присуще питерцам. Вас Москва раздражает?

О: Наоборот! Я же москвич, как она может меня раздражать? Я вырос в
Москве. Просто я сознательно культивирую в себе Петербург, хотя мне
это не нравится, я хочу говорить "Ленинград" - город, у которого пять
имен, не имеет подлинного имени. 

В: Так в чем разница между Питером и Москвой?

О: Мне нравится, когда город постоянно умирает, потом происходит какой-то
жидкий всплеск, а потом он продолжает умирать. Иногда бывают всплески 
длительные, иногда - очень коротенькие, но Ленинград будет всегда давать
эти всплески. Москва всплесков не дает, в Москве другой закон жизни. Там
все идет на пределе - на кульминации, на динамике, на экспрессии, на 
деньгах... И идет на ровном, очень высоком, очень уверенном уровне. 
Невозможно развитие, если вы находитесь все время на вершине эмоций, 
экспрессии. Развитие возможно тогда, когда все это идет вяло, вяло, а 
потом - раз! - есть куда скакнуть. 

В: Люди от вас всегда ждут, что вы сейчас начнете искрить, шутить, 
обманывать... Вам не надоело все время включатся в это ожидание? 

О: Нет, нормально. С другой стороны, я не оправдываю этих ожиданий.
Тем не менее я поддерживаю уверенность что это должно произойти. Это
стимулирует творческий процесс, желание работать. 

В: Вы мрачный человек по натуре?

О: Нет, очень веселый. По-моему. Это вам я дал мрачное интервью. Была
такая задача внутренняя. Обычно я таких вещей не говорю - вы же понимаете,
что у меня означаемое оторвано от означающего и то, что я говорю, не имеет
ко мне никакого отношения. И то, что я вам говорил сегодня, я не только не
чувствую, и не думаю. Просто рождается какая-то тема, потом мне очень важны
слова. Вы же не можете судить о том, что у меня происходит внутри, потому
что я говорю разные вещи. Непонятно будет, сегодня я говорил правду или нет.
Я встречался недавно с астрологом, и он мне пересказал несколько популярных
брошюр на тему того, что я Близнец, и из этого дуализма мне никак не выйти.
С его точки зрения все верно. Но можно выработать другую точку зрения, и то,
что он говорил, будет предельной ошибкой. Близнецы на самом деле совсем 
другие. То, что они говорят, верно только на начальной стадии, до того 
момента, когда Близнец начнет это понимать сам. А потом есть область 
интимного, которую я очень ценю и в себе культивирую. Оно невыразимо и
перестанет быть интимным, если я начну о нем говорить. Есть вещи для меня
важные. А говорить можно все что угодно.


Беседу вела Елена Веселая
Набрал Иосиф Бахмутский