На даче у Алексея Николаевича обычно собирались самые сливки городского общества. Многие художники, музыканты, писатели и ученные приезжали сюда на выходные, чтобы поговорить и просто расслабиться. Особенно забавлял всех старик Зейцман. Он был одним из самых выдающихся физиков мира, дважды получавший Нобелевскую премию за достаточно весомые открытия в области ядерной физики. Но несмотря на это, он никогда не стеснялся принимать участие даже в самых смелых играх и розыгрышах молодых. Многие степенные гости бальзаковского возраста, предпочитавшие сигареты и неспешный разговор за чашечкой чая, удивлялись его неиссякаемой энергии и кажущемуся легкомыслию, на что Андрей Степанович с улыбкой отвечал:
- Не спешите стареть. Вы просто еще не поняли всю прелесть молодости.
Прошлым воскресением Зейцман был по-особому угрюм и молчалив.
- Что с вами случилось? Вы случайно не заболели? - спрашивала его молодая поэтесса Таня, чьи стихи, благодаря некоторым читателям, уже печатались зарубежом.
- Представьте себе, Танюша, - вчера я сделал изумительное открытие.
- Какое же? - Танины глазки заблестели от любопытства. К ним подошли еще несколько знакомых и подсели рядом, с интересом вслушиваясь в разговор.
- Вчера у меня был очередной приступ, - начал Андрей Степанович. Все сочувственно заохали и заахали, но он жестом остановил их и продолжил:
- И, знаете ли, уже на самом, так сказать, пороге меня посетила ужасная мысль.
- Какая? Расскажите, Андрей Степанович, - послышалось отовсюду. Гости притихли, дожидаясь рассказа.
- Я понял, что шестьдесят с лишним лет пустил псу под хвост, - ученый слегка наклонил белоснежную голову, - Вечные поиски, эксперименты, … - Я всецело отдался им, не заботясь ни о чем более и считал это основой всей моей жизни.
- Но ведь ваши открытия, - начал было кто-то, но тут же осекся.
- Что мои открытия, - грустно ответил Зейцман, - Ими я даже на пол-шага не приблизился к самым главным вопросам. И те, кто пойдет за мной, сделают немного. Поверьте мне.
- Но почему? - спросила Таня, хлопая большими ресницами.
- Человек по своей природе ограничен, - Андрей Степанович обвел глазами слушателей и продолжил, - нам не дано представить бесконечность; мы никогда не сосчитаем число пи, никогда не выкарабкаемся из трех измерений.
- К чему вы это все говорите? - спросил Айзек, композитор местного Большого Театра Оперы и Балета.
- А все к тому, - грустно продолжал Зейцман, - что несмотря на столь жесткие ограничения, мы пытаемся обять необятное. Постоянно думая о далеких проблемах, мы забываем о более нам близких; можно сказать, просто родных заботах. Ведь скажите на милость, что толку от открытия, скажем, контролируемой ядерной реакции, если мы в то же время отравим, к примеру, всю питьевую воду на планете? Ведь постигая крупицу малого и далекого, мы почему-то не обращаем внимания, что теряем большое и близкое.
Все напряженно молчали, раздумывая над сказанным. А разгорячившийся Зейцман тем временем продолжал:
- Человечеству была дана планета, чтобы оно управляло ею. Но мы, видимо, не правильно поняли слово "управлять", если вместо того, чтобы заботиться о ней, продолжаем методично и хладнокровно убивать ее. Ведь какой хозяин будет рубить топором стены собственного дома? Более того, не будучи способными управиться с землей, мы не способны управиться даже с самими собой.
- Так вы против знаний и цивилизации? - спросил профессор Стержнев, ведущий специалист страны по математике.
- Нет, но я против такого знания, как у нас, и его применения, - ответил Андрей Степанович, - Мы бы знали намного больше, если бы принимали и использовали знания должным образом. А так - попомните мои слова! - наше счастье в нашем незнании.
- А ведь подумать только, - ученный мечтательно откинулся на кожаную спинку дивана, - целых шесть десятков лет я мог просто жить и радоваться жизни. Радоваться солнцу, дождю, радуге, снегу… - Господи, как много я потерял! Теперь, понимая это, пытаешся наверстать упущенное, но времени катастрофически не хватает... Да. Мало… - задумавшись, кивнул головой Зейцман. И затем сказал свои последние слова:
- Человеку так немного надо для счастья. Но как все же поздно он это понимает.
Ответом ему была гробовая тишина.

В следующее воскресение Андрея Степановича с нами уже небыло. Его подвело больное сердце.
Многие до сих пор вспоминают его последние слова, сказанные как бы в минуту прозрения. Кто знает, может он и вправду понял смысл?..