Пятого сентября сего года мне позвонили из одной московской уважаемой газеты. Молодой журналист бодро напомнил, что исполняется вторая годовщина ночных взрывов, уничтоживших жилые дома со спящими жильцами. Мы тут опрашиваем деятелей политики и культуры, хотелось бы, ВП, узнать и ваше мнение по поводу этих печальных событий и их последствий. Признаться, мне не особенно интересно было повторять то, что я уже многократно говорил в этой связи в разное время и в разных местах, в том числе и во время прошлогоднего московского конгресса ПЕН-клуба. Отказываться от повторов, однако, было некрасиво, и я повторился.

     Журналист, очевидно, моих прежних выступлений не читал и был ошеломлен. Как же так, ВП, значит, сейчас вы не считаете, что взрывы были устроены спецслужбами? Очевидно, он вычислил меня как человека, который должен принадлежать к числу тех, кто так считает. "Ни тогда не считал, ни сейчас не считаю, — ответил я. — Не думал так ни одной секунды".

     "Значит, вы считаете, что след ведет в..." — он не закончил фразы и даже как бы задохнулся от неожиданных предположений. "Не след туда ведет, а большая дорога, засыпанная гексогеном, — сказал я. — Только слепой не заметит".

     Далее последовал нервный диалог, в котором упоминались имена Басаева, Масхадова, Хаттаба и Усамы Бин-Ладена. Журналист никак не мог понять, как это либеральный писатель может быть на стороне спецслужб. Да вы поймите, мой друг говорил я, у меня нет никаких симпатий к спецслужбам, когда они, скажем, разбираются с НТВ и "олигархами", однако это не они взрывали дома, хотя бы потому, что это взрывали террористы, осуществляя свой глобальный план "исламской войны". Грубейшую дезу о спецслужбах подбросил Удугов, и просто удивительно, как легко на нее купились многие наши либералы. Да и не только наши.
     "Значит, и в Америке так думают?" — спросил он.
     "Да, многие так думают и в Америке".
     "А сейчас? Как там сейчас вспоминают о московских взрывах?"
     "Никак не вспоминают. Почему? Да просто потому, что и своих взрывов достаточно".

     Этот диалог произошел за шесть дней до того момента, когда я утром включил телевизор и увидел горящий, как факел Апокалипсиса, северный небоскреб Всемирного торгового центра. Звучал голос потрясенного президента СМ. Его офис находился напротив, и он своими глазами десять минут назад видел, как в стекло-стальную громадину врезался пассажирский самолет. "Второй идет", — вдруг завопил он. На экране в этот момент второго самолета видно не было, но взрыв увидели все. Через день в немыслимом потоке чудовищных новостей промелькнуло сообщение: Бин-Ладен в интервью пакистанской газете сказал, что американцы сами это сделали. Еще через день хамасовцы в Палестине заявили, что это дело рук израильского Мосада. Вот кому, значит, отдали свои жизни девятнадцать арабских маньяков. На этот раз легковерных ни на Западе, ни в России вроде бы не нашлось. Трагедия была так велика, что мир задохнулся от отчаяния. Хор отлетевших душ был так суров, что в нем гасли мелочные побуждения, импульсы тщеславия, соблазны всезнайства и снобизма, партийные пристрастия, стереотипы пресловутой "политической корректности" и даже религиозная нетерпимость. Впервые на земном шаре возникло состояние горестной, но мужественной солидарности, от которой небось затряслись презренные "воины Аллаха", а на самом деле растлители всех человеческих религий. Впервые всерьез протянули друг другу руки Россия и Америка. Впервые, быть может, задумались всерьез те, кто еще совсем недавно навешивал все ужасы чеченской войны на российскую армию.

     Так обстоит дело сейчас. Что будет дальше — неизвестно. Без всякого сомнения, поток дезинформации будет нарастать, а вместе с ним, вполне возможно, вновь начнется процесс саморастления. Ясно, что в нем начнут активно кашеварить субъекты вроде восходящей звезды ЛДПР Митрофанова, который уже вопит с трибуны Госдумы: "Все на поддержку талибов!" Уже и сейчас, пока армада возмездия медлительно движется к какому-то неопределенному полю сражения со средневековым безумием, начинают проявляться первые признаки "двойного стандарта". Правительство США публикует списки террористических организаций, однако не включает в него ни ХАМАС, ни "Хизбаллу", чтобы не осерчал добрый дядюшка Арафат, ни чеченских подрывников, чтобы не задеть чувства приверженцев "национально-освободительной борьбы". Израиль вновь отстраняется от участия в антитеррористической коалиции, что является, на мой взгляд, очень серьезной ошибкой с далеко идущими последствиями. ООН, которая в первый день манхэттенского кошмара выступила с безоговорочным осуждением и призывом к искоренению терроризма, теперь уже подготовила пакет оговорок, к созданию которого, очевидно, приложила руку и руководительница позорного Дурбанского форума Мэри Роберт-сон, Мисс Лицемерие нашей планеты. Директор Института русской истории г-н Фурсов, очевидно завзятый парадоксалист, высказывает предположение, что Америку необязательно атаковали "недовольные исламисты", не исключено-де, что под ярлыком "арабы" "могут действовать, например, группы неких банкиров, желающих поменять экономические приоритеты". Надеюсь, теперь ясно, какого рода мыслительный процесс я имею в виду. В обстановке этого словоблудия каким-то упреждающим эхом возможного будущего позора прозвучали заявления некоторых чиновников, что военная операция "не-неотвратима". Впрочем, это, может быть, была чисто тактическая дымовая завеса: ведь нельзя же себе представить, что эти люди не понимают ментальности убийц, оставшихся безнаказанными. Я не собираюсь и дальше шевелить "двойные стандарты" и "пакеты оговорок", хотя бы потому, что их создают люди бесконечно мне далекие. Главной заботой этой статьи являются те, кого я люблю, к кому и сам принадлежу всю жизнь и всей душой, либеральные интеллигенты как Запада, так и Востока. Сейчас, в этот поворотный момент истории, над нами нависла опасность сползания в трясину позорного пораженчества. Пусть это пока еще чисто гипотетическая опасность, тем более важно хотя бы попытаться ее предотвратить, пока еще не созрела гипотеза не-неотвратимости сопротивления. Предлагаю совершить небольшой исторический экскурс.

     В 1909 году, как бы подводя итоги тридцатилетнего периода российского терроризма, вышел в свет знаменитый сборник "Вехи". В нем группа "новых русских философов" дерзко выступила против катехизиса тогдашней "передовой интеллигенции", в принципе того самого класса, которому позднее Набоков дал столь емкую характеристику. В письме Эдмунду Уилсону от 23 февраля 1948 года он писал, что основными чертами интеллигенции являются "дух самопожертвования, активное участие в политических событиях и политической мысли, активное сочувствие слабым нациям (underdog of any nationality), фанатическая честность, трагическая неспособность скатиться к компромиссу, истинный дух международной ответственности". Боже, какой наивной кажется эта дефиниция сейчас, в начале третьего тысячелетия. Взять хотя бы обязательное, непреложное сочувствие слабым. Разве не ясно сейчас, что более слабый — это необязательно более честный, необязательно менее жестокий, менее опасный?

     Эти сдвинутые параметры и устрашающие стереотипы уже были видны авторам "Вех". Они взывали к интеллигенции: прекратите бездумную поддержку и романтизацию разрушительной революции! Н. Бердяев критиковал "передовую интеллигенцию" за ее тенденцию подходить к философии и культуре с чисто политических и утилитарных позиций. С. Булгаков писал, что максимализм целей и средств привел к появлению нового героя, революционного студента, который заменил в глазах общества прежний духовно независимый идеал. А. Изгоев говорил, что главным посылом интеллигентской молодежи становится смерть; она является и главным критерием левых. Этот идеал завораживает умы молодежи и парализует ее совесть. Вместо того чтобы творить жизнь, молодежь стремится к ее разрушению.

     Эти философы, а вместе с ними М. Гершензон, В. Кистяковский, П. Струве и С. Франк призывали к переоценке старых ценностей и к творческому созданию новых. В принципе они стремились к разрушению ореола "борцов и мучеников", которые вскоре все-таки ввергли Россию в поистине адскую бездну.

     Кто сейчас становится "борцами и мучениками"? Люди, рядом с которыми российские революционеры выглядят сущими рыцарями без страха и упрека. Нападая на царскую администрацию, те все-таки никогда не брали в заложники невинных. Цинизм нынешних бойцов ведет человечество к такому будущему, перед которым поблекнут и нацизм, и коммунизм.

     В подпольных — а часто и совсем открытых — исламских ячейках по всему миру крепнут узы кровавого средневекового заклятия. В Бейруте фасады зданий украшены огромными портретами симпатичных юношей, взорвавших на себе динамит. Их называют "мучениками". Никто в арабской округе не думает, что мучениками являются те, кого убили или покалечили их самоотверженные взрывы: тель-авивская дискотека, иерусалимская пиццерия, манхэттенские небоскребы... Это "неверные", их следует убивать, так предписал Пророк.

     В американских газетах появились фотографии девятнадцати хайджекеров-самоубийц. Среди маниакальных, явно наркотических физиономий есть несколько миловидных юношей, напомнивших мне мусульманских студентов, каких я немало повидал за те годы, что преподаю в университете. Иные из них во время классов просят разрешения выйти, чтобы помолиться. Как они представляют себе своего Бога? Неужели хоть в какой-то степени они приближаются к тому, чему поклонялся кровавый самоубийца Мохамед Атта, чей предсмертный дневник сохранился в случайно отставшем от самолета багаже? Вот какие мысли он туда вносил:

     "Подчиняйся Богу и его посланнику... Всегда помни строки о том, что ты возжелаешь смерти... если ты знаешь, какое вознаграждение тебя ждет после смерти... Те, кто верит в жизнь после смерти и в вознаграждение после смерти, станут теми, кто ее возжелает... Когда войдешь в самолет, скажи: "О Бог, открой мне все двери... О Бог, освободи меня от моей ноши... Мы от Бога и возвращаемся к Богу". После этого он убил пилотов, сел за штурвал и направил самолет к Манхэттену.

     Интересно, что ни разу в этих предсмертных записках — или параграфах инструктажа? — не упоминаются те, кто погибнет вместе с ними, невинные жертвы мании. Каждый из этих героев-самоубийц, как известно, предвкушает последующее вознаграждение. Каждому в зависимости от умственного уровня учителя, очевидно, внушали разное. Малограмотным парням из глухой саудовской деревни говорили о том, какие прельстительные пери их встретят в раю, а таким образованным, как Атта (а он обучался в гамбургском университете), быть может, говорили о вечном блаженстве духа.

     Он упоминает "посланника", которому следует подчиняться. Кто это? Пророк Магомед? А кто передает ему приказы Пророка? Сам Усама или просто какой-нибудь мулла-политрук? Вот на экране перед американским тележурналистом кривляются два таких политрука из ливанской "Хизбаллы". Стоя под портретом своего собственного Усамы, шейха Насраллы, такого же, как они сами, жирного, обкушавшегося сластей и парной баранины, они вещают: "Западный человек слишком прагматичен, чтобы понять высоту духа наших бойцов-смертников... Вы не цените вашу жизнь, потому что просто живете, мусульманский герой ценит жизнь, потому и умирает..." Что-то знакомое слышится в этих заклинаниях, что-то напоминающее социалистический реализм: "Смерть за родину — это жизнь!"

     Непроходимой духовной глухоманью веет от этих попов, очевидно, в жизни своей не прочитавших ни одной философской книги. Уверен, что и свою единственную книгу, Коран, они читают без чувства, без толка, без расстановки.

     Удручает то, что антиамериканский пафос маньяков находит последователей и в демократических странах. Нацболы в России и скинхеды в Германии на своих сходках визжат: "Смерть Америке!" Появилась даже мода "интифады". В шествиях антиглобалистов такие модники обвязывают лица арабскими куфиями, хоть им ничто и не грозит. Нужно развеять ореол вокруг смертоносных пакостников. Нужно противопоставить им образы борцов за демократию, хотя бы тех троих парней в четвертом самолете, которые, поняв благодаря мобильным телефонам, что происходит в стране, просто сказали друг другу "lets roll, guys!" и с голыми руками бросились на убийц.

     Между тем даже и сейчас мир продолжает лицемерить или, если это выражение покажется слишком сильным, многого недоговаривать. Повсеместно подчеркивается, что мы поднимаемся на войну не с исламом, а с террористами. Ну что ж, оставим балансировку политикам, однако мыслящий народ должен понимать, что уже по крайней мере двадцать лет идет война все-таки с исламом. Вернее, ислам ведет войну с нами, и с каждым годом, как мы видим, эта война становится все более непримиримой. Сформулированные аятоллой Хомейни тезисы окончательного противостояния христианской либеральной цивилизации в той или иной степени овладевают умами на огромных пространствах Земли. Разумеется, далеко не весь миллиард мусульман и даже далеко не все мусульманские страны питают яростную ненависть к демократиям западного толка, однако за эти годы в сердцевине ислама выделилось определенное ядро, так сказать, актив непримиримых. Называйте этих людей ваххабитами или хараджитами или просто назовите их бесноватыми, но это именно они, самые исламистые исламисты, для которых даже остальные мусульмане остаются "нечистыми", образовали интернационал ненависти.

     А мы все еще пытаемся объяснить это явление при помощи каких-то концепций с неизбежным марксистским душком: последствие колониализма, неравномерное распределение богатства, придуманный какими-то дураками "золотой миллиард", коварный глобализм, пресловутый европоцентризм. Явление между тем точнее объясняется при помощи психиатрии: маниакально-депрессивный синдром, комплексы неполноценности и превосходства, комплексы садизма и мазохизма, гипертрофированная мегаломания. Последняя часть диагноза все чаще всплывает на поверхность: Усама, оказывается, пребывает в полной уверенности, что это он со товарищи разрушил Советский Союз и что, сделав такое большое дело, Америку-то разрушит без труда, Басаев, вступая в Дагестан, не сомневался, что он поджигает весь Кавказ и разваливает РФ, Арафат потому и не подписывал никаких соглашений, что собирался покончить с Израилем до конца теплого сезона. Словом, для борьбы с этим явлением нам понадобятся не столько гипотезы, сколько смирительные рубашки.

     А мы все продолжаем играть в поддавки и не дай Бог где-нибудь скажем, что в области культуры Европа превзошла Африку: пойманные за руку, тут же начинаем извиняться. Нас бьют прогрессивные страны, включая Мавританию и Судан, поднимая вопрос о работорговле, требуя компенсации, а мы не решаемся возразить: позвольте, господа, да, это правда, что четыреста лет назад европейские гады и хапуги начали покупать в Африке рабов и переправлять их за океан, однако кто продавал им этих рабов, не африканские ли гады и хапуги? Мы не решаемся и заикнуться о рабах арабских эмиров, о закупках живого товара для гаремов. А уж о чеченских зинданах слово промолвить — это вообще как воздух испортить в приличном обществе. А нас продолжают крыть и крыть, и мы виляем хвостом, как будто это у нас совесть нечиста, а не у собрания лжецов и демагогов.

     "Нельзя обвинять целый народ" — вот излюбленный стереотип российских правдолюбцев, доставшийся по наследству от все тех же пламенных кружковцев конца девятнадцатого века. Но почему же нельзя? Разве нельзя обвинить русских за раскулачивание и ГУЛАГ, немцев — за Освенцим, хуту — за избиение тутси, афганских мужиков — за издевательства над женщинами? Какие оправдания есть у этих народов, кроме замшелых стереотипов: не знали, не ведали, не принимали участия? Чтобы оставить вину за спиной, нужно ее признать. Спрашивают, где был Бог, когда совершались злодеяния? Ответ довольно прост: Бог появляется среди нас, когда мы чувствуем пронзительное сострадание и братскую солидарность. Он ободряет нас к борьбе и показывает нашу единственную дорогу — к самоусовершенствованию, по которой, быть может, мы придем к новому состоянию человеческой расы. 11 сентября, когда одним махом были сожжены семь тысяч молодых финансистов и бизнесменов той страны, которая при всех ее минусах стоит твердыней перед разрушительными инстинктами бородатых исчадий ада, открыло новое суровое летоисчисление. Страшно подумать, что мы проиграем, но мы не проиграем. В этом летоисчислении интеллигенция снова должна подойти к очередной и, может быть, важнейшей в истории переоценке ценностей, к пересмотру стереотипов.

     Есть лишь один священный стереотип, который не должен пошатнуться даже и в это время. Долг интеллигенции в критике властей предержащих. Однако и в этот постулат должна быть введена одна поправка. Нужно следить, чтобы правительство не увиливало от борьбы с исламским террором, и если оно будет стоять твердо, мы должны быть вместе, то есть тоже не увиливать и не сползать в пораженчество.