Яков Фельдман: Длина фразы - это энергичность текста. Короткая - энергичнее. И если энергичность для данного текста принципиальна, то фразу удлинять нельзя, но можно попытаться уплотнить текст. А если текст абсолютно плотный?  Тогда тупик, читайте в оригинале.

Сергей Бойченко: Жертвую буквализмом. А иногда мне во что бы то ни стало хочеться сохранить размер подлинника. И я подолгу мучаюсь. То есть моя вольность - не от лени.

Александр Гейман: Иду от смысла - если что, жертвую нюансами. Выбираю те конструкции и языковые формы, где русский экономичен,  лапидарен. Наконец, есть и метафора - иносказание. Через нее можно передать как смысл, так и поэтичность.

Андрей Дерябин: Строжайшая экономия русских слов. Только значимые.Правда, из-за этого перевод может оказаться суше оригинала - за этим тоже приходится следить.Несколько спасает то, что часть размера в оригинале берут на себя всяческие do, have, being и проч., освобождая место в переводе для значимых русских слов.

Михаил  Визель: По-моему, эта проблема, безусловно первостепенная при "укладке" американских боевиков (те, кому приходилось переводить фильмы, меня поймут), в поэзии несколько преувеличена. Ибо длина поэтической фразы зависит в первую очередь от вдоха-выдоха, а он у всех human beings примерно одинаков. А коли речь идет о поэзии классической - можете смеяться, но мне всерьез кажется, что длина строки не в последнюю очередь зависела от количества чернил, какое можно было набрать на один раз в перо. А это тоже фактор интернациональный.

 
Макс Немцов: То естъ, как это? По возможности я бы сохранял всё. По необходимости чем-то приходится жертвоватъ, это общее место. Необходимостъ диктуется каждой конкретной работой. Рецепты я бы поостерегся давать.

 Максим Борисов: Общего рецепта, разумеется, нет. Все зависит от концепции, родившейся в голове переводчика и от ее обоснованности. Если малораспостраненный в русской поэзии размер заменяется на что-то попроще - чаще всего (кроме некоторых специфических случаев) это можно приветствовать.

Андрей Дерябин: Желательно сохранить ритм и метр, обязательно рифмовку, общее настроение, а также подтекст и игру слов при наличии таковых.

Александр Гейман: Что до метра, то важнее передать его наличие, а не  обязательно следовать оригиналу.  Русские размеры по  эмоциональной окраске, например, противоположны английским. Английский ямб - торжественный размер, анапест - разговорный. Однако при переводе песен, к примеру,  размер надо соблюсти как был - чтоб пелось.  Наконец, рифма. Конечно, может быть и вольный хороший  перевод с ее потерей. Но верлибр сейчас в зап.поэзии преобладает, поэтому если идет рифма, то это не просто так - или примета эпохи, или автора - значит, она желательна и в переводе.

Яков Фельдман: Переводчик переводит не ритм и не рифму и даже не текст-контекст. Он переводит, или лучше сказать, воплощает на своем родном языке то глубокое впечатление, которое произвел на него иноязычный автор.

Михаил  Визель:  Совершенно согласен с с Вами, дорогой Яков: надо сохранять эмоциональный отпечаток, впечатление от текста, а вот как этого добиться - зависит от каждого конкретного случая. Но мне кажется, как правило, главное, что задает тексту импульс - это ритм.

Сергей Бойченко: Считаю важным все, но это вряд ли получится. Обычно не получается ни у кого. Если все эти параметры сохранить - то получим буквальный подстрочник, ничего общего с поэзией не имеющий. Если выбирать, стараюсь сохранить рифму и стихотворный размер, затем уже буквализм в переводе, затем все остальное. Для меня важнее дух, настроение исходного стихотворения, нежели слепой буквализм.

Александр Гейман: Желательно - полнее передать дух:
1- свое собственное прочтение, свою задетость чужим стихотворением
2 - вложенное автором
3 - приметы конкретного плана: эпоха, страна, поэтическая школа...

Михаил  Визель: Как правило, "осовременивание текста" - это фига в кармане. Когда эта фига персональная, (объясняться в любви устами Петрарки) - я лично только приветствую, когда она политическая (бросать упреки режиму устами Шекспира - "тоска смотреть как маяется бедняк" и т.д.), то можно увять вместе с режимом.

Александр Гейман:  Да, и нет. Смотря какой перевод. Если академический - ну, все  понятно, нужна точность. Допустим, текст - в пределах норм языка  эпохи - разговорен. Тут даже в академическом смысле надо бы этого держаться и выдержать ту меру разговорности, какая аналогична тому в нашем русском современном языке. А вот если перевод скорее перекличка поэтов - я думаю, тут можно дать то и так, как слышится  у другого. Например, перевести Вийона былинным стихом.

Сергей Бойченко: Думаю, не должен. Имеет право осовременить.

Михаил  Визель: А вообще - что считать осовремениванием? Мандельштамовское
"Вильгельм-государь круто спешит"  - это как: архаизм или модернизм?
Но прежде всего существует проблема чисто техническая: мы можем переводить лейкистов и романтиков языком Жуковского и Батюшкова, допустим, Поупа - языком Петрова и Сумарокова, хотя это уже спорно и, главное, требует неимоверного знания предмета, а что делать с Донном, Марвеллом и теми же елизаветинцами? Русский язык до неприличия молод!

Яков Фельдман: Вот бы мой перевод так воспринимали мои современники, как текст автора воспринимали его современники. Но что о моем тексте скажут потомки? Да и сам уважаемый классик не всегда бывал понят и оценен при жизни. Учитывая это, я всегда выбираю тот вариант перевода, который менее всех привязан к веку и стране обитания. Я стараюсь подчеркнуть то, что нас объединяет с автором текста и сгладить то, что нас разделяет.

Максим Борисов: В принципе, хороший и чуткий переводчик имеет право на все, единственное ограничение - воля самого автора, воздействие, которое он оказывает на читателей оригинала. Перевод контекстуальный - риск гораздо больший, но и успех - значительней. Переводчику неблестящему лучше бы быть поумеренней...

Андрей Дерябин: Если это не фантазии на тему оригинала, "черты времени" обязательно должны быть сохранены. Более того, желательно знать об этом времени больше, чем явлено в тексте.

Александр Гейман: Эта грань скорее интуитивна. Вот я, например, держусь точности - и, по моим прикидкам, ни поэтичности, ни современности это не мешает. Точный перевод для меня вполне волен.

Максим Борисов: Такая грань в явном виде может присутствовать только в самых банальных случаях. Обычно все сложнее. Стремление к передаче достоверных и адекватных ощущений заставляет в той или иной мере жертвовать точностью текстуальной и наоборот.

Сергей Бойченко: Четких граней в природе не существует. Все очень и очень условно. А условно я определяю степень вольности - органолептически (на "вкус", "цвет", "на ощупь"). Доверяю своим ощущениям. Но зато и оценка эта - моя, другой проведет грань в другом месте. То есть, я на эти темы не спорю.

Михаил  Визель: Нет никакой грани. Стихотворный... нет, лучше сказать поэтический перевод заведомо вольный.

Андрей Дерябин: Если общий смысл двустрочия в переводе адекватен соответствующему двустрочию оригинала, это можно считать точным переводом. Если же для адекватности нужно сравнивать большее количество строк перевода и оригинала, это уже вольный перевод.

Яков Фельдман
Я различаю цель автора (впечатление) и его средства (ритм, фонетику, образ, риторику и пр.).
Если я "принимаю" и цель и средства как "свое" то я решаю задачу под названием "точный перевод" (другое дело насколько удается решить эту задачу). Иногда я принимаю цель, но не средства. Тогда это задача "вольный перевод". А иногда я принимаю средства, а цель нет. Тогда возникает задача под названием "вариация".
 

Яков Фельдман:Вариация равно возможно и на иноязычные и на родноязычные темы. То есть это отдельный жанр.

Александр Гейман: Все вместе. Конкретно, может быть иногда -  то, иногда - другое.

Андрей Дерябин: В любом случае, необходимо максимально уважать автора.

Сергей Бойченко: Я иногда делаю несколько переводов одной вещи не с целью выбрать потом
один, лучший, а просто люблю варианты.  То есть, если порассуждать таким образом, то получается, что для меня приемлем каждый из предложенных вами 4-х ответов на этот вопрос.

Макс Немцов: Не имеет значения. И "точный", и "вольный" переводы - не более чем версии уже написанного на другом языке и созданного другой культурой текста. "Точность" и "вольность" - ярлыки, которыми оперируют досужие "критики". Для человека, работающего со "второй реальностью", живущего в ней эти границы теряют всякий смысл.

Михаил  Визель: Коли мы согласимся, что главное - передать впечатление (полученное переводчиком как читателем), то КАК этого переводчик уже как переводчик добьется - его дело. Если он сочтет, что надо "отодвинуться" от текста дальше, чем дозволяют приличия - ну, надо смотреть, что в результате получилось... Вообще всегда надо смотреть именно на это, а не ползать с линейкой. Ведь так? :)