на главную страницу <<
 
  >> English main page           
Конрад Поттер Айкен
  (Conrad Potter Aiken , 1889-1973 )
  
  
Родился в штате Джорджия, учился в Гарварде, известность получил после первого сборника стихотворений (1914). Лауреат Пулитцеровской премии 1930 года за "Избранные поэмы". Писал рассказы, романы.
|  
         
  | 
      
| СЕНЛИН, УТРЕННЯЯ ПЕСНЯ | ||
| СЕНЛИН, ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ | ||
| НЕСОГЛАНСЫ:  1.Мы с тобой слушали музыку  | 
  ||
| 2. Стало сердце мое как улица | ||
| 3. Клеопатра лежала в хрустальном гробу | ||
| 4. Шумная улица | ||
| КЬЯРОСКУРО | 
КРАСОТА 
  All Lovely Things 
  All lovely things will have an ending
  
  Сегодня - красота. А завтра 
  Ты побледнеешь и умрешь. 
  И юность, тратящая храбро, 
  Попросит завтра медный грош. 
  
  Из храбрых, блещущих сегодня, 
  Не уцелеет ни один. 
  И над умнейшей головою 
  Сомкнутся сети паутин. 
  
  Вернись, Любовь! Останься, Юность! 
  Остановись, летучий шар! 
  Глядит, тоскливо пригорюнясь, 
  Кровоточащая душа. 
  
  Вернись, Любовь! Останься, Юность! 
  Увянет золото цветов. 
  И дождь небес, и ливень улиц 
  Затопят все в конце концов. 
        Перевел Яков Фельдман 
СЕНЛИН, УТРЕННЯЯ ПЕСНЯ. 
  Morning Song of Senlin
  It is morning, Senlin says, and in the morning
  
  Это утро, он сказал, и этим утром, 
  Когда свет течет сквозь шторы словно капельки росы, 
  Солнце поднимается и поднимаюсь я 
  И делаю так, как учились мои отцы. 
  Звезды в пурпурном сумраке выше крыш. 
  Бледные, в рыжем тумане, им пора умирать. 
  И я, внутри этой вращающейся дыры 
  Стою перед зеркалом, чтобы галстук свой завязать. 
  
  Листья лозы стучатся в мое окно, 
  Капли росы поют в саду на камнях. 
  И синица свисти в можжевельнике 
  Три ноты о прожитых днях. 
  
  Это утро. Я стою у зеркала 
  И опять завязываю галстук. 
  Где-то звезды в розоватом сумраке 
  О белый берег крошатся. 
  Я у зеркала приглаживаю волосы. 
  Какое белое и маленькое лицо у меня. 
  Зеленая земля несется через воздух, 
  Купается в вихре огня! 
  Есть дома, висящие выше крыш, 
  И звезды – ниже морей. 
  И солнце – там, в скорлупе тишины, 
  Стучит в мои стены ко мне. 
  
  Это утро, он сказал, и этим утром 
  Стоит замереть и вспомнить Бога. 
  Я прочно стою на земле ненадежной, 
  А он – огромный, одинокий, как облако. 
  Я посвящаю этот миг перед зеркалом 
  Ему одному. Для него я причесываюсь. 
  Прими же мой дар, молчаливое облако, 
  О тебе буду думать, спускаясь по лестнице. 
  
  Листья лозы стучатся в мое окно… 
  
  Утро, я просыпаюсь из тишины, 
  Сияя, поднимаюсь из беззвездных вод сна. 
  Стены вокруг меня – те же, что были вечером. 
  И я все тот же, и те же мои имена. 
  Земля вращается вместе со мной, хотя она неподвижна. 
  Тихо бледнеют звезды в коралловой мгле. 
  Посвистывая, я стою перед зеркалом, 
  И галстук висит на мне. 
  Лошади ржут на далеких холмах, 
  Качая длинными гривами. 
  Горы блестят на небесных холстах, 
  Их плечи черны от дождя. 
  
  Утро, я стою перед зеркалом, 
  И молча в него гляжу. 
  Синие ветры реют вверху, 
  Солнце сквозит внизу. 
  Утро, он сказал, я поднимаюсь из темноты, 
  Отплываю на ветрах пространства. Куда? Неизвестно. 
  Часы заведены и ключик в кармане. 
  И небо темнеет, пока я спускаюсь по лестнице. 
  Тени идут через окна, облако в небе 
  И Бог – один среди звезд. 
  Я думаю о нем, как о светлом дне 
  И мурлычу себе под нос. 
  
  Листья лозы стучатся в мое окно… 
  СЕНЛИН, ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЯ. 
  Evening Song of Senlin
  It is moonlight. Alone in the silence
  
  Лунность, один в тишине 
  Поднимаюсь к себе наверх. 
  Волны вдали, в бледно-синем сиянии 
  Крошатся о белый берег. 
  Лунность, тихо в саду и вокруг. 
  Никого здесь нет кроме меня. 
  На задней стене от далекой луны – 
  Ливень огня. 
  Есть дома, висящие выше звезд 
  И звезды ниже морей. 
  И ветер из синего свода времен 
  Играет шторой моей. 
  
  И опять я жду в темнице, 
  Зажатый пространством. 
  Поднимаю ладони к зеркалу 
  И вижу анфас свой. 
  Это кто там стоит вопросительно, 
  Не я ли? 
  Откуда пришел он, куда он идет? 
  Знает ли? Вряд ли. 
  Это я, кто проснулся сегодня утром, 
  Взглянул с балкона 
  И увидел Бога у солнца в зрачке, 
  В женских руках и локонах. 
  Это я, чья пыльная плоть 
  В стену с камнями встроена. 
  Грустная песня жужжит в голове, 
  Которую мне не вспомнить. 
  Есть розы и рты, чтобы их целовать, 
  Есть сосущее чувство смерти. 
  Есть память от капли дождя по щеке, 
  Которую высушил ветер. 
  Я смеюсь звезде, небеса темны 
  И покаты. На них луна. 
  Я забуду все это опять до утра 
  В безмолвии сна. 
НЕСОГЛАНСЫ
1 
  (Bread and Music)
  Music I heard with you was more than music
  
  Мы с тобой слушали музыку, 
  Преломляли с тобой хлеба. 
  Без тебя мне тоска и уныние, 
  Красота без тебя мертва. 
  
  Ты касалась этого серебра 
  И держала это стекло. 
  Эти вещи тебя не помнят, 
  Но мне-то не все равно! 
  
  В сердце моем ты двигалась 
  Между этих вещей, 
  Благословляя их бытие 
  Мудрой рукой своей. 
  
  2 
  My heart has become as hard as a city street
  
  Стало сердце мое как улица, 
  Истоптанная подковами, 
  Стучащими день, стучащими ночь, 
  Снова, снова, снова. 
  
  Как парк городской, замызганная, 
  Любовниками бесстыдными, 
  Трава измятая, низкая 
  В сиянии лунном стонет. 
  
  Резкими голосами режущего соседства 
  Из улиц, трущоб и ржавых шарманок 
  Стрелы впиваются в самое сердце. 
  Странно, странно, странно. 
  
  3 
  Dead Cleopatra lies in a crystal casket
  
  Клеопатра лежала в хрустальном гробу 
  Обернута целиком 
  В рукотворнейший холст. Диадема на лбу, 
  А сандалии истерты песком. 
  
  Теплоглазая леди Юга, 
  Обожаема всем Египтом – 
  Постарела, увяла, высохла 
  И рот ее залит битумом. 
  
  О сладкая почва, пробитая зеленью лезвий, 
  Закрывшая нас навсегда для спокойного отдыха! 
  Мы их посылаем наверх. И поэтому лезет 
  Трава в небеса, совершая подобие подвига. 
  
  4 
  In the noisy street
  
  Шумная улица, 
  Где рассеянным светом как желчью измазаны лица. 
  Закрываю глаза и веками чувствую 
  Легкую пену далеких прохладных морей. 
  Это - дыхание волн, о песок расшибающих голову. 
  Чайки в свистящих ветрах и сверкающей пене. 
  Пена и дым – и туман над дымящимся берегом. 
  Ты – за морями. Они – суета и безумие, 
  Чайкам одним хороши. 
  А я – среди улицы, здесь. 
Chiaroscuro: Rose
  Fill your bowl with roses
  
  ОН. 
  Вот чаша, розы, это - твой кристалл. 
  Сядь к западу, к окну, поймаешь солнце 
  В ладони, словно мяч – кристалл горящий – 
  Позволь упасть, но все же удержи. 
  Помедитируй на существованье, 
  На красоту, на то, что ты живешь. 
  Садится солнце. Но не надо жалоб. 
  
  ОНА. 
  Глаза закрою и в потоке чувств 
  Я чувствую: поток выходит чистым. 
  Мне «красота» – бессмысленное слово. 
  Мне «красота» не значит ничего. 
  
  ОН. 
  Последние капли спускаются с неба расплывчаты. 
  Розоватые вихри в безветренном пробуждении солнца. 
  Ласточка взбирается в холодные волны облака, 
  Как по каменной лестнице вверх по унылым ступеням. 
  Капля дождя находит путь в закрытую почку, 
  Но не находит слово путь к твоему сердцу, 
  
  ОНА. 
  Как это ясно в потоке моих ощущений! 
  Мне сейчас хорошо – позволь мне, пусть это будет! 
  Новые травы легки в дождевой пыли. 
  Но слово «сердце» для меня ничего не значит. 
  
  ОН. 
  Я улетаю до конца Вселенной 
  И возвращаюсь – нахожу тебя 
  Здесь, не в себе, но бледной, отрешенной. 
  Цирцеи слишком ясные глаза 
  Глядят во внутрь. А там – идеи-тигры, 
  Кошмары-волки, шутки-обезьяны. 
  Расслабься, успокойся. Видишь – вечер. 
  
  ОНА. 
  Но если я глаза свои закрою, 
  Вот рев меня приветствует! Молчи. 
  Не продолжай. Ты видишь – эта плоть 
  Вся в демонах. Возьми ее, насыться. 
  Но мысль мою не тронь. Она – моя. 
        Перевел Яков Фельдман 
|  
         
  | 
      
© 1998 Elena and Yacov Feldman