>> English main page
на главную страницу << >> English main page
Джордж Гордон Байрон
(George Gordon Noel Byron, 1788 - 1824)
Барон в шестом поколении. В 10 лет получил наследство. Учился в Харроу и Кембридже. В 18 лет издал первую книгу стихов. В 21 год получил место в Палате Лордов. Посетил Португалию, Испанию, Мальту, Грецию и Левант. Переплыл Геллеспонт. Слава пришла с публикацией первых песен поэмы "Паломничество Чайльд Гарольда" (1812). В 1812 вернулся в Лондон. В Палате Лордов выступил в защиту луддитов. В 1813-16гг. издал "Корсар" и др. восточные поэмы. В 1816 г. после развода уехал в Швейцарию и познакомился с поэтом Шелли. Написал третью песнь из "Чайльд Гарольда". В 1817 г. переехал в Италию, был связан с карбонариями, боровшимися за освобождение Италии от власти Австрии. Закончил поэму "Чайльд Гарольд". Создал трагедии , поэмы, повести в стихах, мистерии. В 1818 продал наследное поместье и погасил долги. Жил в Женеве, Венеции, Риме, Равене. Написал поэму "Дон Жуан" и др. Издавал "Либеральный журнал". В 1824г. приехал в Грецию в лагерь повстанцев в Миссоулонгах. Создал "Бригаду Байрона" и пожертвовал большую сумму денег борцам за освобождение Греции от турецкого ига. Умер от лихорадки до начала военных действий.
|
|
Падение Сеннахериба
THE DESTRUCTION OF SENNACHERIB
Ассирийцы сошли как лавина, как стая волков.
Были пурпур и золото в лязге и блеске клыков.
Были копья как звезды на небе над синей водой,
Когда темною ночью шумит в Галилее прибой.
Как зеленые листья в июле в зеленом лесу -
Так шумели их флаги вокруг на вечернем ветру.
И как мертвые желтые листья лежат в ноябре -
Так лежали наутро их флаги на голой земле.
Ибо Смерть распростерла над ними два черных крыла.
И дохнула им в лица - и лица заволокла.
И на хладные веки легла восковая печать.
И осклабились рты - и сердца перестали стучать.
Вот несчастная лошадь лежит неподвижно, упав.
И нейдет из широких ноздрей огнедышащий пар.
Только белая пена на землю течет изо рта,
Будто пена морская в песок, где прибоя черта.
И упал ее всадник в агонии, белый как мел.
И в росе его бровь, и кольчуги металл проржавел.
И никто не поднимет над войском трепещущий стяг.
И никто не трубит - только ветер на белых костях.
Как узнают их вдовы - так будут рыдать и вопить,
И божков обесчещенных хаять и в речке топить.
И рассказывать детям, надев на свечу абажур,
Как под Взгядом Господним растаял свирепый Ашшур.
Царь - певцу.
My Soul Is Dark
Душа темна. Но говор струн
Еще хотел бы я послушать.
Пускай от мягких пальцев звон
Сейчас в мои прольется уши.
И если есть еще надежда,
Чтоб я ее услышать мог.
И слезы пусть текут, конечно,
Чтоб остудить горячий мозг.
Играй пронзительно, глубоко,
Не забавляй и не хитри.
Играй, певец! Я должен плакать,
Чтобы не лопнуть изнутри.
Я молча жил, глотая вести,
И жду что будет впереди.
Давай, певец, поплачем вместе.
А нет - так лучше уходи!
Эпитафия для Вильяма Питта
Epitaph for William Pitt
Смерть замотал
За ним гоняться.
В Палате врал,
Теперь - в Аббатстве.
Расставаясь с Ньюстедским Аббатством
ON LEAVING NEWSTEAD ABBEY
Через твои ограды ветер свистит пустой.
Ньюстед, отцов отрада! Не исчезай, постой!
Там где торчали уши баловней и пройдох
Позднюю розу глушит ранний чертополох.
От удалых баронов, едущих в Палестину -
Звонко звенят кольчуги, глухо гудят щиты -
Только четыре фрески - выцветшие картины,
Да на дорожках в парке я угадал следы.
Помнят про вашу храбрость крепости Ашкелона,
Помнят про вашу верность Франция и Кресси.
Боже, храни же Англию волей ее героев
И молодой поэзией память о них спаси!
Тени великих предков! Я уезжаю завтра.
Ваша живая слава бродит в моей крови.
Я ни одной минуты не забываю, правда,
Чей я и внук и правнук. Ты, океан, реви!
Я уезжаю завтра, чтобы сражаться славно,
Чтобы врагам от страха в черной ночи дрожать.
Я уезжаю завтра, чтобы погибнуть славно,
С вашим великим прахом собственный прах смешать.
Прощай! Я достоверно знаю,
Что на высокой высоте
Не пропадет в небесной дали
Моя молитва о тебе.
И слезы, смешанные с кровью,
Не так пронзительно кричат,
Как это брошенное слово,
Из слов последнее – Прощай!
Глаза сухие, губы – немы.
Но грудь и мозг – сплошная боль.
Так запланировано небом,
Что мы расстанемся с тобой.
Но я не жалуюсь нисколько,
Хотя мне хочется кричать.
Я понимаю – это больно
И говорю тебе – прощай.
Lines
written in an album, at Malta
В альбом, на Мальте
Заброшенных могил холодный камень.
Идет прохожий, видит имена.
А ты сидел над этими листами
И наконец добрался до меня.
Ты их листал так много лет
Но лишь сегодня пригляделся.
Увы, Поэта больше нет,
Но здесь его осталось Сердце!
Нам больше не скитаться
Так поздно по ночам,
Луны не улыбаться
Сияющим очам.
Мечом истерты ножны,
Душой истерта грудь.
И вот что сделать нужно -
Немного отдохнуть.
И ночь - пора любовная,
А день развеет сны.
Но не скитаться больше нам
В сиянии луны.
Перевел Яков Фельдман
Мне сегодня тридцать и я седой - что же будет в сорок?
Полысею? Куплю парик... но и сердце вянет.
Я пропил свое лето в Мае – капитал и проценты.
Я считался непобедимым - но это в прошлом.
Никогда не падет на сердце росою свежесть,
Под лучом красоты не исторгнется каплей меда.
Не в цветах сладость, а в нашем взоре.
Никогда ты не будешь моим миром,
Всей Вселенной, ни радостью, ни проклятьем.
Ты меня осудила, нашла мне место.
Ах, прощайте, девушки, жены, вдовы!
Поменяю жизнь -позабуду жадность,
И бордового цвета не надо больше.
Я молился Амбиций Идолу, но я разбил его
Пред Святыней Удовольствия и Печали.
И скажу, как Медный Монах у Бэкона:
"Время было и время сплыло". Сиянье юности
Я истратил - на страсти сердце и мозг на рифмы.
Чем кончается слава? Исчеркана вся бумага.
Я взбираюсь в гору - вершина ее в тумане.
Люди молятся, беседуют, убивают,
А поэт сжигает ночную свечку,
Дабы сделать с этого жалкий слепок.
Сколько стоит надежда? Хеопс Египетский
Повелел воздвигнуть себе гробницу -
Сохранить там тело и людям память.
Но пришли грабители, вскрыли крышку...
Монументы, увы, ничего не значат -
Остается от каждого кучка пепла.
Смерть косит нас, как травы. Ты был юн.
Благодари звезду - могло быть хуже.
Читай свое Священное Писание
И береги свой личный кошелек.
Перевел Яков Фельдман
Мы расстались в слезах, ты была холодна
И бледна, и губы как лед.
И я понял, что я заплачу сполна
За этот несладкий мед.
И капли росы холодили бровь,
И клятв застывал сургуч.
И я подумал, что эту любовь
Запереть, и выбросить ключ.
А теперь твоя слава из уст в уста
Спотыкается, а бежит.
И я не хотел бы тебе мешать,
И грустно мне с этим жить.
И имя твое, как стеклянный шар,
Звенит у меня в ушах.
И хотя мне тебя действительно жаль,
Я не буду тебе мешать.
Перевел Яков Фельдман
ЭЛЕГИЯ
O, snatched away in beauty’s bloom
В цветеньи - смерть. Зачем гранита тяжесть
Тебе на грудь? Земли, травы простой...
Но - чтоб бутоны раннею весной
И кипарис - полночной стражей.
Журчит ручей, по камешкам спеша,
Журчит, на голос твой похожий...
Здесь даже Жалость сдерживает шаг,
Чтобы умерших не тревожить.
Не так легко со Смертью объясниться,
Она глуха, не слышит что к чему...
Твой тихий голос, шепчущий во тьму.
И взгляд. И мокрые ресницы.
Перевел Яков Фельдман
И смерть не разрежет на части
Монету - на реверс и аверс.
Я был бы с тобою счастлив -
Когда б не людская зависть.
Она оторвала тебя от моей груди.
Но в сердце своём я место тебе держу.
Покуда оно дрожит, дребезжит, гудит,
Я нашим с тобой пережитым дорожу.
И когда могилы выпустят мертвецов
И новой жизнью наполнится старый прах,
Я буду с тобою счастлив в конце концов
И улыбка будет блуждать на моих губах.
The spell is broke, the charm is flown
Чары пали, открыв, как отлива вода,
Лихорадочной жизни унылое кредо.
Мы безумно хохочем, где впору рыдать,
Среди бед и забот утешаемся бредом
Понимаем природы суровый закон,
Принимаем её справедливую кару,
И мечтаем пополнить собой Пантеон,
К роковому кресту пригласив адвоката!
Перевел Яков Фельдман
Стихи Байрона в Коллекции Влада
|
|
© 1998 Elena and Yacov Feldman